Михаил Южный: Хотите равенства - давайте ничего не делить по половому признаку и все играть три сета

Российский теннисист Михаил Южный в интервью Sports.ru рассказал о себе.

- Мы с вами договорились о встрече за 5 минут в инстаграме. Но раньше Михаил Южный был последним теннисистом, которого можно было представить там. Это потому, что тенниса больше нет?
- Когда я начинал в Туре, социальных сетей и близко не было - а когда они появились, мне было тяжело перестроиться. Это дополнительное внимание, дополнительные силы, дополнительное общение. Оно могло увести в сторону от того, чем я занимался. Поэтому я создавал вокруг себя такой вакуум.

Сейчас у меня другая жизнь: мне не нужна такая концентрация, как раньше, не надо быть готовым на сто процентов каждый день, так что экономить силы, грубо говоря, не для чего.

- На этой неделе год, как вы не играете. Даже актеры рассказывают, что окончание съемок фильма - это грустно. А у вас не фильм был, а 20 лет жизни. Легко было начать новую? 
- Год быстро прошел - очень интересно и эффективно. Мне тоже казалось, что это будет тяжелый период, адаптация. Но получилось очень легко. Видимо, я свой ресурс израсходовал. Можно было его продлить, и я считаю, что и сейчас бы еще мог играть на достаточно высоком уровне - первой сотни. Но это стоило бы мне уже приличных сил, а мотивации уже не было. Кого-то из Топ-20 обыграть можешь - как я последний матч проиграл Баутисте при, в принципе, равной игре, - но выиграть даже турнир 250 - даже (улыбается)! - задача довольно сложная. Так что решение далось мне безболезненно, никаких сожалений не возникло.

- За год после тенниса вы сделали что-нибудь, чего не могли себе позволить, пока играли? Не знаю, бутылку водки выпили? Или съездили в отпуск какой-нибудь длинный? 
- Ну, конечно, жизнь у меня изменилась прилично. Раньше мне очень важно было выспаться, быть в форме - сейчас я проще на это смотрю. Теперь могу сесть в машину и поехать в Питер на футбол, когда захочу. Был на "Зенит" - ЦСКА в прошлом году.

- На машине не утомительно разве?
- Нет, отлично. И в Казань я в этом году опять ездил на машине, чего раньше себе позволить не мог. Мне нравится.

- А сколько ехать в Казань? 
- Я ехал до Нижнего, там переночевал, погулял по Нижнему - я там ни разу не был. И дальше доехал до Казани. Обратно я в ночь уже гнал, потому что у меня потом вечером был вылет. Впервые в Тбилиси побывал на Tennis Euro с ребятами.

Ещё у меня дочь родилась. 

- Что же вы молчали! У вас же есть инстаграм! Вы теперь многодетный отец? А когда? И как зовут?
- В апреле, зовут Милана.

- Школа в Новокузнецке - это самый серьезный теннисный проект, в котором я участвую уже давно. Серьезный - потому что я там не просто приехал-уехал, потренировал, и все.  

- Это академия Михаила Южного? 
- Нет. В Новокузнецке с 2010-го есть городской теннисный центр, и Михаил Южный там приглашенный специалист. Есть команда тренеров: старший тренер, очень сильный, есть 15-летние ребята - так сказать, первопроходцы. Сейчас они резерв сборной России, и есть задача вывести их на максимально возможный уровень. И есть глобальные задачи: создать систему тренировочного процесса, помочь тренерам и игрокам набраться знаний, чтобы в будущем, если нас там даже не будет, эта теннисная школа продолжала давать результат.

- А почему Новокузнецк? 
- Когда там открылся центр, я по приглашению приехал на один день, провел мастер-класс, увидел, что это первый теннисный центр, который отвечает всем мировым стандартам. 
Было очень много детей, меня впечатлили интерес и рвение. Я провел мастер-класс и улетел, а там тренировали в основном любители. В 2011-м я приехал туда на два дня и дальше - каждый год на несколько дней. А когда я уже заканчивал играть, мы договорились, что было бы хорошо мне быть там не просто наездами, а полноценно недель 20 в году. И за этот последний год я так с этими ребятами и провел: это был Новокузнецк, сборы в Турции, турниры с ребятами в Тбилиси, Казани, Москве.

Я многому научился за этот период, особенно у старшего тренера Алексея Филатова. Где я и где юношеский теннис, не говоря о детском? До Нового года я три-четыре недели просто понимал, как строится общение с детьми. Я многое из этого или не знал, или забыл, или проскочил. И там у нас очень хорошее дополнение, и мне нравится понимать, что такое работа. 

- Что такое ваша работа?
- Обучение тренерского состава: я делюсь опытом, тем, что знаю про теннис, техникой. Это все на корте практические занятия. Лекции не читаю - это не мое. Разбираем нюансы техники, за чем следить, как следить. Потому что я вижу, что сейчас творится в детско-юношеском теннисе. Давайте откровенно: это близко к катастрофе. 

- В смысле?
- В плане технического оснащения игроков. Просто невооруженным глазом видно, что работа в этом направлении практически не ведется.

- Все играют как попало?
- Все играют как могут, да. Это проходит, но только до определенного момента. Если речь о высоких целях, то у очень многих игроков, что я видел, ресурс для их достижения ограничен, причем на раннем профессиональном этапе.

- Это потому что нормальных тренеров нет? 
- Во многом да, во многом - потому что у тренеров не хватает времени на всех игроков, нет мотивации и желания. Знаете, есть тренеры, а есть спарринги. Спарринг будет набивать, не вдаваясь в детали. Так и тренер, бывает, дал упражнение - и давай делай. Это вот по детям, к сожалению, ощущение, что у всех спарринги, а не тренеры.

- У вас ещё был какой-то петербургский проект? Что-то в Курортном районе?
- Это был мой проект мобильной команды игрока "Южный team", к которому возник интерес у теннисной школы в Разливе.

Я не смог донести до родителей и тренеров свое видение нашего взаимодействия. Например, я не хочу тренировать одного, двух, трех детей или даже группу, потому что это очень узкий профиль, и он не мой. Вот Денис Шаповалов - это тот уровень, на котором мои знания и опыт могут пригодиться. Но если мы говорим о ребенке 12-13-15, даже 17 лет, то лучше у этого ребенка будет тренер, а я буду его курировать. Так я смогу ему больше дать [чем если буду с ним постоянно]. Мы сказали, что хотим помогать вести игроков, создать команду, которая была бы одним целым с этим треугольником игрок-родители-тренер. У нас есть все специалисты, и мы сказали, что можем помочь им минимизировать ошибки на этом пути, пройти его как можно менее болезненно.

- И что там не сложилось? 
- У меня было ошибочное представление. Я никогда не выходил ни с кем играть за деньги. Подкидывать, почасовая оплата - это все для меня лично непонятные вещи.

- Почему?
- Ну а во сколько вы можете оценить тренировку со мной?

- Трудно сказать, но у меня столько нет.
- И мне трудно сказать.

- Серьёзно? Потому что вы не можете цену себе назвать?
- Нет, потому что если я назову реальную цену… 

- Никто не придёт?
- Ну вы понимаете. Я подумал: если я пришёл на корт с игроком, беру ракетки, мячи, плюс у меня помощник, это тоже должно чего-то стоить. Я назвал некую сумму - она показалась завышенной.

- Какую? 
- Ну это неважно, это в любом случае неважно. 

- Может, неважно, но интересно же. 
- Короче, откликнулись некоторые энтузиасты, которые верили в этот проект. Мы провели один недельный сбор, но, во-первых, тренеры боятся отпускать игроков из страха, что они не вернутся. Во-вторых, деньги: тренер уже полученные деньги не вернет, а вместе с ребенком поехать на сбор у него нет либо мотивации, либо возможности. Так что эти сборы, которые мы пытались организовать, тоже не пошли, хотя мы пробовали разные варианты. 

- Бизнес-модель, то есть, не нашлась.
- В тех обстоятельствах - нет. Мы хотели организовать хороший тренировочный процесс за приемлемые деньги. Вот сейчас, например, в "Южный team" десять человек, и стоим мы примерно как самая дешевая европейская академия, хотя, я считаю, качество услуг мы предоставляем в разы выше - хотя бы потому, что у нас всего десять человек, каждый из которых получает помощь и внимание.

Вот смотришь на некоторых 17-18-летних и понимаешь, что поезд ушёл, шансов нет, хотя если начать с 12-13 лет, то можно сделать хороший теннисный продукт. Поэтому я ездил даже не только по России смотреть игроков, но и в Таиланд дважды, и в Америку.

- Что для вас главное достижение вашей карьеры? 
- Очень трудно выделить что-то одно. Обычно все имеют в виду  матч Кубка Дэвиса 2002 года. Это знаковое событие, и понятно, что у всех я ассоциируюсь и буду ассоциироваться уже, наверное, всю жизнь с этим матчем. Но мне самому очень тяжело сказать. Во-первых, мне в 2002 году было 20 лет, а в таком возрасте многое не воспринимаешь так, как болельщики и просто другие люди. Плюс у меня тогда вообще восприятие было другое.
После того матча у меня было почти 16 лет карьеры, и очень многое произошло, так что лично для себя выделить какой-то этап карьеры я не могу. Это, знаете, как ответить на вопрос, какого ребенка любишь больше.

- Ну, работа не то же самое, что семья.
- Но ты переживаешь каждый матч, и очень трудно выделить что-то. Да, есть полуфиналы и финалы. Вот если вы покажете мне весы, на которых вы это все взвешиваете, я вам четко отвечу.

- Если бы у меня были весы, я бы не спрашивала.
- Вот и у меня нет.

- Эти ваши знаменитые выступления: разбитая голова в Майами-2008, или когда вы на "Ролан Гаррос" ракетку убили об скамейку и на грунте написали "Sorri", или просили помощи у Агасси на "Уимблдоне". Что это было?
- О’кей, смотрите. Майами - это чистые эмоции и огромный элемент случайности, что кровь пошла. Игроки постоянно бьют себя струнами по голове - и у Джоковича это видели, и у Багдатиса. Если бы крови не было, никто бы не заметил. 

То, что было на "Ролан Гаррос", - это, наоборот, делаешь с холодной головой, а не потому, что ты сумасшедший, лупишь ракеткой и не можешь себя контролировать. Нифига. Ты это делаешь как раз потому, что четко понимаешь, что тебе это необходимо, и ты себя в этот момент контролируешь. Вот ты проиграл первый сет, ходишь сам не свой, тебя всего сковало, и тебе надо куда-то этот пар выпустить. Ты попытался покричать - не получилось, попытался лупить - не получилось, а тебе надо себя как-то освободить. И ты осознанно находишь этот вариант, тем более - что ты десять раз ею лупишь, что один - больше одного предупреждения тебе не дадут. Да, штраф может быть больше как за агрессию, но это уже мелочи. 

Так что очень многие дурацкие вещи, которые ты делаешь на корте, только с виду дурацкие, а на самом деле помогают тебе выиграть матч. Даже эта кровь в Майами помогла мне выиграть матч: я после нее выиграл семь очков подряд. То есть это такой способ победить любой ценой в рамках правил. 

А Агасси - я пытался как-то себя взбодрить, начать играть - тогда не получилось. Но у меня в тот день сын родился, поэтому там я хоть и проигрывал, но это было такое [не так важно].

- Не досадно, что вы провели столько лет в элите, а вас ассоциируют либо с одним кубковым матчем, либо с 30 секундами в Майами?
- Кто-то помнит это, кто-то - другое, кто-то вообще знать ничего не знает. Это же не значит, что я должен обижаться и говорить: как это никто не знает, что я себе голову разбил? В теннисном мире меня помнят за другие вещи и вообще вряд ли вспомнят те два эпизода, что вы назвали. Вы вспомнили слова Раонича - он не сказал же, что я сумасшедший.

- Как на вашу жизнь повлияло то, что вы так рано потеряли папу?
- Чтобы знать, как это повлияло, надо, чтобы у меня была другая такая же жизнь, где этого не произошло. А у меня ее нет. Я повзрослел, наверное, раньше. Не то что был ребенок - и вдруг в момент стал взрослым, но папа закрывал собой очень многие проблемы и вопросы, которые касались меня, семьи. Хотя опять-таки - вы же понимаете, сказать точно невозможно. 

- Понимаю.
- Это, кстати, к вопросу о команде - почему мы в "Южный team" пришли к модели сотрудничества "игрок-тренер-родитель"? Потому что лично я заиграл рано, вошел в топ-100 первым по своему году, раньше Роддика, потому что у меня уже была команда: тренер, психолог, тренер по ОФП, массажист, папа, который занимался всеми организационными проблемами, и брат, который мне помогал. Это была реальная командная работа с четким пониманием, чего мы хотим достичь и как. 

И мы были первопроходцами в этом плане. Вокруг нас не было людей, которые бы сказали: ребят, делайте так и так. Если бы у нас были такие люди, то я к доктору Блюму (Евгений Блюм - доктор медицинских наук, специализирующийся на биомеханических методиках восстановления; имеет клиники в Москве и испанской Марбелье - Sports.ru) я попал бы не когда у меня травмы пошли в 2005-м, а раньше, и это помогло бы мне стать еще лучше. И было много нюансов по тренировочному процессу, до которых мы сами доходили спустя какое-то время, потому что не было знающих людей, которые могли бы нам помочь дойти до этого быстрее. 

- Вы, кажется, единственный игрок, который за всю карьеру тренера не сменил. Даже Надаль с дядей Тони расстался, а вы с Борисом Львовичем Собкиным - нет. Как так? 
- Давайте начнем с такого: почему люди меняют тренеров?

- Потому что устают, перестают слышать, сотрудничество просто перестает быть эффективным.
- Хорошо. А когда мы перестаем слышать? Когда нам изо дня в день говорят одно и то же. Борис Львович никогда мне не говорил одно и то же. Он всегда находил пути и слова, хотя теннис - узкий вид спорта: удар справа, удар слева. Попробуйте хотя бы год игроку говорить это все разными словами какими-то - это и есть работа тренера. Борис Львович все эти годы искал новые пути, возможности сказать что-то, объяснить, ввести новые упражнения - много всего.

- И у вас за 25 лет не было желания поработать с кем-то еще? 
- Все было, и мы пробовали, вместе обсуждали, кого взять. Я брал консультантов. То, что я всегда был у одного тренера, не значит, что у нас был вакуум: только я и он. Мы по 40 недель в год проводили на турнирах, где, если ты нормальный адекватный человек, ты можешь пообщаться с любым специалистом. Даже в обычном разговоре услышав чье-то мнение, ты развиваешься, растешь. 

Когда у меня был сложный этап, я обращался к Ги Форже. Просто спрашивал: можно с тобой поговорить? Как у тебя было, расскажи. И он рассказывал. С Дарреном Кейхиллом мы разговаривали один на один, Марка Вудфорда я приглашал консультантом. Таких людей было много. Я не ездил к ним тренироваться, потому что это было сложно организационно, но Борис Львович всегда находил какие-то новые слова и действия, и поэтому наш тандем шел и шел.

- Что вы знаете о расколе ATP - после осуждения Джастина Гимельстоба, непродления контракта Криса Кермода, - о всей этой борьбе за влияние?
- Я в основном знаю все из прессы, там очень много слухов, комментировать которые не хотелось бы. Есть Борд (Совет) игроков, и в связи с этим всегда кто-то доволен, кто-то недоволен, кто-то ищет пути, и постоянно какие-то передряги происходят и внутри ATP, и между ATP, и WTA, и ITF. То есть там никогда не было спокойной жизни. 

- А вы когда-нибудь входили в Совет игроков или хотели?
- Не входил и никогда не хотел, если честно, потому что это отнимает время, силы - одно то, сколько они сидят на митингах перед турнирами "Большого шлема". 

Хотя когда ATP переходила на обязательные турниры и менялся подсчёт очков, там были передряги и с призовыми чехарда. И я тогда высказывал свою точку зрения тур-менеджерам, а они говорят: "Так а ты почему не идешь в Совет?". И я подумал: действительно, что это я говорю, а когда речь заходит о том, чтобы сделать, не иду. И я выдвинулся. Слава богу, за меня не проголосовали! Я был счастлив и сказал: все, ребят, я попробовал - меня не выбрали; теперь имею полное право говорить что хочу, а вы слушайте (улыбается).

- Говорят, ваши отношения с Федерацией тенниса России испортились после того, как однажды на "ВТБ Кубке Кремля" вы узнали, что Тсонга, который стоял в рейтинге ниже вас, за приезд заплатили больше, чем вам.
- Любви у нас с определенного момента нет - чисто деловые отношения, бизнес, да. И мы просто общаемся, у нас есть интересы, вот и все. Давайте так: когда тебе 20, 21, 22, у тебя есть какие-то иллюзии. У меня было представление о том, как относятся к своим игрокам, а потом мне показали, что ничего такого нет, что Миша - просто игрок. Ну, я и стал себя вести как просто Миша-игрок.

- Они вам не платили?
- То, чего я стоил, - нет.

- А сколько вы стоили? И сколько платили?
- Я понимаю, что вам хочется сумму написать, но дело не в ней, а в том, что в спорте нужно выстраивать бизнес-отношения. Моя ошибка была в том, что я не выстроил их с самого начала. Мне говорили: Миша, надо приехать сыграть. И мне казалось, что я должен, потому что свои, домашний турнир. И мне менеджеры говорили, что это неправильно, а я им говорил: это у вас неправильно, а у меня домашний турнир. 

Когда в 2010 году на "ВТБ Кубке Кремля" я узнал всю эту ситуацию, я снялся с одиночки - не в знак протеста, но просто в ответ. Сказал, что простудился. И у меня ни в тот день, ни потом три месяца еще никто не спросил, что случилось и как я себя чувствую. Такое сразу говорит о том, что ты никому не нужен. Меня это удивило тогда: ведущий игрок страны, которым я тогда был, снимается с домашнего турнира, а всем все равно. Я тогда подумал: почему мне должно быть не все равно? С тех пор у меня все стало просто: хотите меня видеть - вот мои менеджеры, общайтесь. Это перестало быть моей проблемой.

- Летом на фоне того, как наши теннисисты пошли вразнос, Шамиль Тарпищев сказал, что это плоды работы федерации...
- (Улыбается) Это даже близко не плоды работы федерации. Уровень тенниса в стране - это среднее количество игроков в юниорском теннисе. Это не победы до 10-12 лет, когда просто человек часы выигрывает, а уже работа тренерского состава. Поэтому давайте посмотрим, сколько у нас было в этом году юношей на турнирах  "Большого шлема", сколько у нас человек в топ-500, сколько у нас "Челленджеров" и "Фьючерсов" проводится. Вот в Италии они каждую неделю, и у них по 20 игроков в квалификациях "Шлемов".

У нас сейчас три игрока мирового класса. Это супер, но это лично их заслуга. И если они будут десять лет еще играть, будет здорово, будет казаться, что у нас с теннисом все классно. Но вот я поездил по детским турнирам, и, если честно, уровень там сильно упал. Я теперь это изнутри вижу.

- То есть сейчас три топ-теннисиста сами себя вырастили.
- Ну смотрите. Десять лет назад у нас было в сотне семь игроков. Сколько у нас тогда было "Челленджеров" и "Фьючерсов"? 

- Больше, чем сейчас?
- У нас сейчас ноль!

- А тот московский, который дядя Карена Хачанова проводил?
- Это было два года назад. Карен вырос, и "Челленджер" не нужен больше. А что вы смеетесь - так и есть. А остальным как расти, где очки набирать, как прогрессировать? Национальный теннисный центр есть у нас?

- Название есть.
- Я тоже так считаю.

- У меня ещё про деньги.
- Да я уж понял.

- Я знаю, что вы противник равенства призовых для мужчин и женщин, и я понимаю логику: мужской теннис - более востребованный продукт, поэтому мужчины достойны более высокой оплаты. Во всех этих разговорах я не понимаю другое: когда мужчины говорят, что женщины должны получать меньше, чего они переживают? Женщинам что, ваши деньги отдают? 
- Есть призовой фонд турнира "Большого шлема", который делится как? 

- Пополам.
- Вот и всё. Призовые равные только на "Шлемах", где фонд общий. Поэтому мы говорим: если хотите женщинам платить столько…

- Платите нам больше?
- Да. Ну давайте честно: почему за одни и те же деньги мы играем пять сетов, а женщины - три? 

- Так сложилось исторически. И мужчины сильнее женщин.
- Но если вы за равенство, давайте сделаем равенство во всем? Будьте вы такими же сильными или давайте мы будем такими же слабыми. А то получается, что в деньгах мы равны, а как играть, так мужчины сильнее и должны играть больше. Определитесь тогда: если мы равны, тогда ничего не делим по половому признаку.

- Да, но согласитесь: в 2019 году это больше такой вопрос оптики, чем технических деталей. Это символ. В XXI веке просто некрасиво платить в рамках одной профессии женщине меньше, чем мужчине.
- Тут отчасти согласен. Но в футболе и других видах спорта же платят меньше. А у нас почему по-другому? 

- Ну, в футболе тоже очень остервенело борются за равенство сейчас. 
- Но его же нет. Хотите равенства - давайте ничего не делить по половому признаку и все играть три сета.

- Как вы оказались в команде Дениса Шаповалова?
- В августе мама Дениса связалась с Борисом Львовичем, спросила, чем я занимаюсь. Они хотели пригласить меня в Цинциннати, Уинстон-Сейлем и на US Open. У меня планы уже были расписаны, и в Цинциннати я приехать не смог, но после приехал. После US Open у меня в Америке были ребята, которых нужно было посмотреть, так что мы с Денисом смогли дней пять потренироваться в академии IMG. Дальше он поехал на Кубок Лэйвера и в Азию, а у меня были обязательства перед турниром в Петербурге и Новокузнецком, потом лечу на турнир легенд на Мальорку, оттуда в Анталью на сборы с новокузнецкими ребятами.

- Но вы еще хотите поработать вместе?
- Хотим, да. 

- А как он вообще сам? Вот на US Open он, например, рассказывал, что вы ему "в мозгах" помогли: разговорами, настроем. Как это было?
- Давайте быть откровенными: новое лицо - новые эмоции. Это почти у всех происходит, с новым тренером результаты сразу идут хорошие, и все такие: о, это потому что тренер пришел. На самом деле это чисто эмоции, а результаты - это часто остаточные явления от работы с предыдущим тренером или вообще что-то другое.  

Нет же таких волшебных слов, которые ты пришел, сказал - и все. Просто если тебя человек пригласил, значит, он тебе доверяет и будет верить тому, что ты говоришь. Конечно, это не значит, что ты можешь что угодно говорить - просто тут важен хороший контакт и общение. Денис - хороший профессионал и тренируется и играет как следует.

Его мама играла в теннис, она тренер. Она мне дала много полезных советов, которые позволили найти общий язык. Это очень важно и опять возвращает нас к тому взаимодействию, о котором мы говорили. 

- Вы по-русски говорите с ним?
- Да.

- Я посчитала, что он по возрасту вашим детям ближе, чем вам. Он такой типичный постмиллениал: что-то снимает, рэпчик читает. Как вам с ним? 
- Он как раз посередине между мной и моими детьми, я бы сказал. Да и я, когда еще играл, общался с игроками помладше и возраста Дениса тоже. Сначала-то общаешься вроде со своими ровесниками, а потом все младше и младше. Нет такого, что мы с разных планет.

- На US Open видели матчи наших?
- Смотрел Рублёва с Берреттини. Карена не смотрел, потому что Денис играл с Феликсом тогда. Медведева по телевизору в основном.

- И как вам?
- Помню, я играл с Медведевым "Челленджер" в Бангкоке несколько лет назад. Он уже тогда ездил с французской командой. Ничем не выделялся тогда, могу сказать. Сейчас сразу видно, что для своих габаритов у него очень хорошая скорость, хорошая работа ног. Но теннис - многофакторный вид спорта, нельзя выделить что-то одно. Много всего должно сложиться, чтобы стать четвертым в мире, как он сейчас. 

Никто не мог предположить, что у него будет финал US Open уже в этом году. Что вообще он - как и Рублев, и Хачанов - способен дойти до финала "Шлема" - это да, так мне и до US Open казалось. Но чтобы после такой серии турниров, после того, как складывались первые матчи, когда все болит, что-то сводит... А в итоге чуть-чуть не хватило, чтобы обыграть Надаля в финале. 

- У него, кстати, тоже техника специфическая. Говорят, что он такой нескладный весь.
- Действительно техника у него очень своеобразная. Но он так подходит к мячу, что ему всегда удобно бить. Можно пофантазировать, как бы он играл с чистой техникой, но это так не работает - неизвестно, что было бы. Да и потом, Борис Львович всегда говорил: Миш, с какой стороны посмотрим, та и будет сильная.

- А финал смотрели?
- Только концовку первого и концовку пятого, потом отдельно ключевые моменты.

- А слышали, как Сафин комментировал?
- Слышал отзывы, этого достаточно (улыбается). Я считаю, они очень угадали с кандидатурой, потому что было очень свежо, действительно взгляд изнутри именно в той манере, в которой можно у телезрителей пробудить интерес к теннису.

- А как вам Кубок Лэйвера?
- Классное мероприятие, классное соревнование. Если еще сборная Мира подтянется чуть-чуть, будет еще интересней со временем.

- А не кажется, что там все немного переигрывают?
- А вам не кажется, что теннис вообще устарел и просто необходимы вот эти вот конструкции, которые придут на смену тому, что мы сейчас имеем? Тем более там же призовой фонд есть, за который они играют.

- Да. Но неужели Рафаэлю Надалю так интересны 300 тысяч долларов, как он это изображает?
- Я считаю, что именно такой формат просто как воздух необходим теннису, потому что глобально теннис, на мой взгляд, реально устарел, к сожалению. Смотрите: итоговая восьмерка в Лондоне пользуется популярностью?

- Да, там часто битком.
- Турниры "Большого шлема"?

- Разумеется.
- Laver Cup?

- Да! 
- У турнира 250?

- Ой, нет, конечно.
- Вот видите. Получается, у нас спорт держится на шести турнирах в году, да и те слишком зависят от топ-игроков. Поэтому я и считаю, что новые форматы нужны.

- Ладно, расскажите, стихи пишете ещё? Когда вы в прошлом году в Петербурге прочитали, было очень прикольно. Давайте ещё?
- (С телефона)

Я не поклонник творчества его,
Но, сука, пишет хорошо:
Про "Лабутены", "Питер пить".
Его мы стали уж любить. 

И каждый что-то выделяет для себя,
Но не попса же, честно говоря.
Там смысл, в песне мысль звучит,
Но цензорам не пропустить.

И слушаем мы в интернете всё,
И в караоке он берёт своё.
Пусть всё же не поклонник я его,
Но сука, сука, пишет хорошо!