Шамиль Тарпищев: Теннис, как ни один вид спорта, подходит для того, чтобы воспитывать гордость за страну

10 октября 2014
Пресса

На следующей неделе открывается старейший среди топовых международных турниров, которые проводит Россия, - теннисный "Банк Москвы Кубок Кремля". Накануне соревнований президент Федерации тенниса России Шамиль Тарпищев рассказал изданию “Коммерсантъ”, что нужно отечественному теннису, чтобы вернуть утраченные позиции.

— Несколько лет назад вы признавались, что у "Кубка Кремля" могут возникнуть сложности с финансированием. Какова ситуация сейчас?
— Сейчас все хорошо. У нас есть Банк Москвы. Его даже трудно назвать спонсором, скорее это старинный партнёр, с которым мы уже 15 лет вместе работаем. И в текущем году он обеспечил турниру гораздо более солидный бюджет, чем до этого. Так что мы постарались сделать "Кубок Кремля" сильнее по уровню.

— Но ситуация действительно в какой-то момент была кризисная?
— Вы знаете, однажды, опасаясь, что не сможем самостоятельно провести турнир, мы даже хотели отдать лицензию в Китай. Но когда волна прошла, и спонсоры, и правительство выразили нам поддержку. Почему возникли финансовые сложности? Когда начались кризисные времена, экономические проблемы, от нас ушло много средних, скажем так, спонсоров. Их было 20–25 — тех, кто обеспечивал примерно по $250 тыс. А российским компаниям-монополистам спонсорство по большому счёту не нужно. Зачем им себя рекламировать? Они могут дать деньги только по звонку, при соответствующем лоббировании. Это, собственно, проблема всего нашего спорта.

— Но сейчас за будущее турнира, который появился раньше независимой России, вы спокойны?
— Спокойны. И мне кажется, этому должны радоваться не только организаторы "Кубка Кремля", которому уже четверть века. Благодаря этому турниру, который впервые был проведён в 1990 году, в России фактически родился теннис. За время своего существования он пережил и абсолютно благополучные, и сложные периоды. В своё время его называли пиром во время чумы. Я, например, помню, как в 1990-е приходилось посылать гонцов — например, наших выдающих теннисистов Евгения Кафельникова, Ларису Савченко — в разные страны, чтобы уговаривать зарубежных звёзд приехать к нам. Они боялись приезжать, потому что видели по телевизору московские демонстрации, беспорядки… Но срыва ни разу не произошло, ни разу на протяжении этих 24 лет "Кубок Кремля" себя не дискредитировал. Он четырежды признавался лучшим среди всех турниров ATP и WTA по организации, получил много других призов в различных номинациях. Никогда не было нареканий ни по поводу обеспечения комфорта спортсменов, ни по поводу судейства или качества покрытия.

— Вернёмся к составу. Насколько мы понимаем, в этом смысле вы всё-таки ограничены в возможностях — из-за близости к итоговым турнирам года?
— Да, близость к ним нам, безусловно, всегда мешала. Те, кто уже гарантировал себе попадание в эти турниры, либо вообще не приезжают, либо приезжают, но играют спустя рукава. Поэтому к вопросу подбора состава надо подходить очень тщательно… Но в этом году благодаря Банку Москвы удалось заранее подписать договоры с рядом спортсменов. Например, с Марином Чиличем мы договорились ещё задолго до того, как он выиграл US Open. То ли он не угадал, то ли мы угадали.

— А возможность перенести сроки есть?
— В международном календаре больше 300 профессиональных турниров, свободной недели просто нет. Чтобы выкупить турнир, надо ждать банкротства организаторов. И должны быть быстрые деньги. Добровольно турниры никто не продаёт. Надеюсь, и у нас не возникнет такая ситуация, когда выгоднее будет отдать лицензию на турнир какой-нибудь другой стране, чтобы хотя бы получать деньги на развитие молодёжи, которую мы катастрофически теряем.

— Катастрофически?
— Давайте я нарисую вам полную картину. Возьмём прошлый год. По юношам и молодёжи мы выиграли 7 главных турниров из 14. По очкам по итогам сезона стали первыми, на 1,5 тыс. баллов обойдя чехов. Колоссальный отрыв! Практически в каждой возрастной группе мы были лучшими. А если брать последние 13 лет, то первыми в Европе становились в десяти сезонах. Ещё в трёх — либо вторыми, либо третьими.

— То есть молодёжи талантливой хватает. Почему тогда во взрослом теннисе позиции теряются?
— Перейдём к другим цифрам. Вам известно, во что обходится подготовка теннисистов в возрасте до 14 лет? В €50 тыс. в год. А в возрасте от 16, при переходе во взрослый теннис? У девочек — €170 тыс., у мальчиков — €230 тыс. И я говорю сейчас, по сути, лишь о том, что называют обеспечением календаря.

— Может быть и больше?
— С Роджером Федерером в 16 лет работали пять тренеров. А ещё нужны массажист, врач…

— Хорошо. А кто оплачивал ему подготовку? Швейцарское государство?
— Швейцарская теннисная федерация. Это она вела Федерера.

— Такая практика существует везде в мире? В США, например, она идентичная?
— В Америке всё иначе. Чистый продукт Федерации тенниса США — это одна спортсменка, Линдсэй Дэвенпорт. Остальные — воспитанники частных академий. Хотя бюджет американской федерации $225 млн в год.

— А что они с ними делают?
— Они рассматривают теннис как бизнес. Там спорт в принципе по-другому устроен. Государство напрямую не помогает федерациям, просто не имеет права помогать. Но законодательная база устроена так, что общественные организации зарабатывают больше миллиарда в год на спорте. У нас же ни одна федерация по определению выжить не может. Нет механизмов, которые существуют за рубежом. Государство может платить тренерам, но напрямую федерациям — нет. Нам бы больше подошёл государственно-общественный статус, как в Скандинавии. Государство даёт деньги, но оно и контролирует деятельность структуры. А у нас получается, что деньги даются по звонку. Вот вся разница.

— Совсем, что ли, нет способов заработать?
— Ну вот, например, телевидение. У нас, чтобы тебя показали, ты должен заплатить, отчислений от телетрансляций нет. Идём дальше — реклама. В Испании, если какая-то компания имеет прибыль, она из своей налогооблагаемой базы может рекламировать вид спорта. Такой механизм у нас отсутствует. Или итальянский футбол. Куда в Италии могут пойти деньги от продажи профессионального игрока? Только или на покупку нового игрока, или на детскую спортивную школу, больше никуда.

— А китайский опыт? Там сейчас теннисных турниров проходит больше, кажется, чем в любой другой стране.
— Китай, Франция — модели, напоминающие ту, что существовала в Советском Союзе. Это — бюджетные деньги. Государственный контроль и система интернатов с конкурсом по три десятка человек на место. В Китае, кстати, рассматривают теннисные парные комбинации как отдельную дисциплину в подготовке. А мы до этого не доросли, у нас нет ресурсов. Мы пары играем "одиночниками".

— А может, во многом все объясняется тем, что сверху раньше было больше внимания к теннису?
— В своё время я встретился с Нурсултаном Назарбаевым. Он попросил меня: "Помоги мне развить теннис в Казахстане. Теннис — это имидж страны". Я программу написал. Они строят 14 центров в 14 городах. Этот подход понятен. Если рассматривать все виды спорта, то первый в мире — это, конечно, футбол. Но теннис-то точно второй — по спонсорскому интересу, телевизионному, по количеству болельщиков и так далее. А у нас мы вынуждены просить показать его по телевидению, извиняться за то, что ломаем всю сетку. Почему не показывают теннис? Нам говорят, что нет смотрибельности. Я отвечаю: а какая смотрибельность, если вы матч начинаете со второго сета и при счёте 4/4 в решающем заканчиваете? Кто будет смотреть такой спорт? Абсурд, но так было.

— В этом году "Кубок Кремля" покажут по телевидению?
— Мы с "НТВ плюс» в принципе договорились. Оплатить придётся только организацию трансляции. Это примерно 7,5 млн руб.

— Вы обратили внимание на то, что даже на платных каналах перестали показывать те же турниры "Большого шлема"?
— Так ведь дорого. Скажем, Wimbledon $2 млн стоит. Хотя тот же "НТВ плюс" вроде бы договорился показать Итоговый чемпионат WTA. Правда, его вообще за копейки отдают. Ну а так спорт понемногу уходит с телеканалов. Просто потому, что ТВ — это история коммерческая, телеканалы должны зарабатывать. Хотя на президентском Совете по спорту никто не спорит с тем, что спорт — здоровье нации, отчасти её будущее — надо показывать, популяризировать.

А ведь теннис, как ни один вид спорта, подходит для того, чтобы и воспитывать в людях гордость за страну. Почему? Вот в прошлом году у нас был 551 победитель международных турниров. По всем возрастам. То есть еженедельно играется гимн и поднимается российский флаг. Второе: в последние годы он стал видом круглогодичным. Во времена СССР крытые корты были только в Москве, сезонные — в столицах республик. Но сейчас ситуация лучше.

— Насколько?
— Кортов сейчас строят много. В основном это частная инициатива, государственных сооружений стало меньше, но корты есть. На возведение национального теннисного центра мы получаем по 300 млн руб. в год. Строить его ещё три года. Если, конечно, к этим деньгам ещё кое-что найдём. В Сочи по поручению президента РФ создали теннисный центр. На его базе также планируем создать академию. Хотя там непросто найти оптимальный вариант. Также действуют центры в Казани, Саранске…

— То есть кортов стало больше, возможностей тренироваться тоже, а игроки не появляются. Что-то делается не так?
— В том, что касается начальных этапов подготовки, всё так, как надо. Мы создали систему российского теннисного тура. Только в прошлом году провели более 2,5 тыс. турниров. Но под системой должна быть методическая составляющая. До 14 лет благодаря родителям, тренерам, тому, что российская система подготовки просто лучше западной, схема работает. Но потом происходит то, о чем я уже говорил: до 14 лет мы можем обеспечить теннисисту подготовку. Мы подписываем с ним соответствующий контракт. А вот дальше, чтобы подписать до 18 хотя бы, у нас нет ресурсов. Мы ничего предложить не можем. И получается, что теннисиста перехватывают. И, например, Дарья Гаврилова, которая в юниорах выигрывала и US Open, и Roland Garros, с августа уже выступает за Австралию. А я ничего не могу сделать. Когда говорил на эту тему с президентом Путиным, я это изложил. В марте прошлого года он дал поручение правительству разработать комплекс мер по развитию тенниса в стране. И только из-за меня его ещё не закрыли. Хотя пытаются.

— Всё-таки, сколько именно нужно российскому теннису для счастья?
— €30 млн в год. Это вообще на весь теннис, относящийся к спорту высших достижений. Будь у нас такие деньги, а это ведь меньше половины стоимости некоторых футболистов, через три года был бы результат. Гарантирую.

— Если оставить в стороне вопросы именно материального обеспечения и поговорить о новых методиках подготовки. Они у вас есть?
— Конечно, есть. Скажу больше — в мировом теннисе подготовка вообще неправильно устроена. Ведь сейчас технологии таковы, что можно человечка маленького, где-то в возрасте семи-восьми лет, обследовать таким образом, чтобы сразу понять, какие у него есть задатки, выявить факторы, за счёт которых он может добиться успеха. Я, кстати, книгу об этом сейчас пишу. Так вот, попадается вам, скажем, парень-агрессор. Просто по характеру, с быстрой сменой процессов возбуждения и торможения, настойчивый, сильный. Что делают сейчас? Почти всех загоняют играть на заднюю линию. А на самом деле такого агрессора надо поставить на корт с покрытием из досок, да потолок чтобы низкий в зале был. Так он и не будет опасаться, что его перекинут, вынужден будет идти вперёд к сетке.

— А деревянный пол зачем?
— Так ведь отскок быстрый, на задней линии делать нечего. Это только один пример. Вот, допустим, быстрота у ребёнка тренируется с семи до девяти лет. Общая выносливость — до 16 лет, параметры внимания и психики - в основном до 18. То есть по крупицам все собирается. И если упустить хотя бы один фактор, то с вероятностью 70% спортсмена профессионального не получится. Если бы вот этот цикл до 18 лет был бы здесь у меня! Ну вообще, честно говоря, обыграли бы кого угодно. А так продолжаем выпускать полуфабрикаты. Собственно, в мире очень немного действительно универсальных теннисистов. Роджер Федерер и Новак Джокович среди мужчин, Серена Уильямс у женщин. Вот и всё.

— А как же Рафаэль Надаль? С его умением играть с задней линии ничего другого и не надо…
— Его успехи говорят скорее об ограниченности возможностей его соперников.

— А Мария Шарапова?
— У неё с ногами проблемы, к мячу она не успевает. Как следствие, её игра сводится к тому, чтобы как можно сильнее дубасить. Кстати, и Марат Сафин у нас ногами никогда не отличался. Но у него от природы был другой козырь, он мог поддерживать высочайшую интенсивность игры — по 30 ударов в минуту. А все играют на 27–28. В 2005-м, когда в полуфинале Australian Open он играл с Роджером Федерером, я ему говорил: "Ты не осторожничай, бей, если один сет зацепишь, то у тебя большой шанс". Потому что интенсивность другая. Марат задавал режим работы, который соперники не тренировали. И он ведь тот турнир выиграл.
Но обычно получается по-другому. Скажем, взяли и отправили Игоря Андреева в академию в Испанию. Он по природе агрессор, а его поставили на медленное покрытие. В итоге среда не поощрила то, что в нём было заложено природой. Человек попросту играл не в свой теннис. И таких примеров много. Евгений Донской тоже из Испании вернулся. Играет в трёх метрах от задней линии. А Андрей Рублёв практически на ней. И что получается? Донской бьёт эффектно, красиво. Но что толку, если мяч по сравнению с ударами Рублёва вынужден преодолевать по шесть лишних метров, соответственно скорость гасится. Да ещё идёт "тусовка" по 40–50 ударов. Кому она нужна? А Рублёв, может, ещё и не сформировался, но играет в корте, не даёт играть сопернику, просто не оставляет ему времени на ответ. Да, ошибается, но выигрывает.

— А никак нельзя загнать того же Донского обратно в корт?
— Как? Если с детства неправильно учили, потом уже не заставишь измениться. Вот у Елены Дементьевой были проблемы с подачей. Дело в том, что с детства её учили неправильно. При этом на тренировках все нормально, а как только начинается игра, все старое вылезает. А потому что нельзя семь лет играть в одном ключе, а потом начинать переучивать. А Дементьева между прочим олимпийская чемпионка и двукратная финалистка турниров Большого шлема.

— Но ведь раньше те же сеточники, да и вообще универсалы появлялись и без хитрых способов воспитания.
— А тут всё очень просто. В начале 1970-х годов все играли деревянными ракетками. А потом появились композитные — и скорости сразу возросли, в среднем на 23%. Как следствие, увеличились требования к организму. Отсюда и травматизм. И если раньше играли до 40 лет, то сейчас еле дотягивают до 30. Плюс турнирная нагрузка на теннисистов выросла. У Сафина был сезон, когда он восемь раз перелетел с континента на континент. А это — каждый раз адаптация. У нормального человека печень перестраивается только на девятый день, селезёнка — на седьмой. У спортсменов это происходит побыстрее и не так выраженно, но всё равно нагрузки сумасшедшие. Вот меня учили, что за год у атлета может быть три пика формы. А теннисистам нужно сыграть только обязательных турниров 14. Причём шесть из них двухнедельные. Плюс командные соревнования: это ещё где-то три недели. Дальше, если где-то не получилось нормально сыграть, то для добора очков заявляешься на другие турниры. Итого 36 недель соревнований.

— И как быть?
— А никак. У ATP и WTA свои интересы. Международная федерация тенниса даже не может добиться, чтобы олимпийский турнир проходил две недели. Дают только девять дней. А ведь на Играх теннисиста могут заявить и в одиночку, и в пару, и в микст. То есть кому-то придётся играть по три матча в день. Ситуация ненормальная, но тут все упирается в бизнес-интересы организаторов турниров. Был бы профсоюз игроков сильный, можно было бы что-то сделать. Надо, чтобы Федерер, Джокович, Надаль, ещё человек пять договорились.

— Но у них контракты, заработки. Сколько вообще реально остаётся теннисистам от того, что они получают на турнирах?
— В топ-20 всё хорошо. Пит Сампрас в своё время, получая условно $1 млн в качестве призовых, на рекламе зарабатывал в семь раз больше. Европейские теннисисты за счёт рекламы получают прибавку процентов 300 к призовым. В России — ноль. А ведь игрок не только получает, но и тратит. Могу сказать, что, например, Светлана Кузнецова в прошлом году израсходовала на подготовку и участие в турнирах $600 тыс. Получила примерно столько же.

— C такими нагрузками кажется естественным, что теннисисты не заинтересованы в том, чтобы играть ещё и за национальные сборные. Вам не кажется, что Кубок Дэвиса, Кубок федерации вырождаются?
— Да нет. Если матч проходит дома, все сильнейшие играют, как правило. А если надо далеко ехать, то воздерживаются. Например, Шарапова живёт в США, для неё очень важны турниры US Open Series. Там свой рейтинг, в случае успешного выступления можно получить большой бонус по итогам открытого чемпионата США. И зачем ей менять свой график, выбиваться из ритма на три недели? Ни один теннисист на это не пойдёт. Другое дело в Европе. Тут местные игроки, как правило, не отказываются. Хотя если компенсировать потери, то любой будет играть. Но на следующий год мы с Шараповой договорились, что она выступит в двух первых раундах Кубка федерации. В феврале играем против Польши, а затем, если выиграем, скорее всего, с Германией в Москве.

— А действует ли ещё правило, согласно которому для того, чтобы выступить на Олимпиаде, нужно обязательно выступать за сборную в том же Кубке федерации?
— Да. Тут даже есть некоторое ужесточение. На недавней генеральной ассамблее ITF решили, что, если игрок хотя бы раз был задействован в Кубке Дэвиса или Кубке федерации, он уже никогда не сможет выступать за другую страну. Для нас это хорошо. У нас большой запас молодёжи.

— В последнее время нередко раздаются призывы к тому, чтобы лишить Россию права проведения международных соревнований. Вам как члену МОК такая перспектива представляется вероятной?
— Нет. МОК ни за что не будет вмешиваться в политику. А если МОК не станет этого делать, то и международные федерации тоже. Это не просто слова. Когда рухнул СССР, президента МОК Хуана Антонио Самаранча некоторое время никто из российских руководителей не принимал. А я с ним давно знаком был, в теннис играл. И организовал ему три встречи с Борисом Ельциным, они сошлись характерами. К слову, именно тогда удалось договориться о том, чтобы на Играх 1992 года в Барселоне выступала объединённая команда. Зачем это нужно было МОК? Самаранч тогда говорил, что МОК не нужна слабая Россия. Потому что тогда не будет конкуренции Америке, что нарушит баланс сил внутри МОК. И вот команда СНГ стала первой на Олимпиаде.

Потом меня вызвал Ельцин, спросил, какими мы будем на зимней Олимпиаде в Лиллехаммере в 1994-м. Я сказал, что, по моим подсчётам, третьими. Президент ответил, что надо выигрывать. И вот уже подходит к концу Олимпиада, у нас 11 золотых медалей, у норвежцев — 10, но мы уже нигде заработать не можем. А если норвежцы одну золотую выигрывали, то за счёт большего числа серебряных наград нас обходили. До конца программы оставалась лыжная гонка на 50 км и слалом у горнолыжников. 50 км выиграл Владимир Смирнов из Казахстана. В слаломе норвежцы перед стартом ночью поливали гору водой. И потом сверху снег. После первой попытки знаменитый Четиль Андре Омодт шёл вторым. Но в решающий момент он просто упал. И вот, после того как Россия общий зачёт Игр выиграла, Самаранч за счёт своей президентской квоты произвёл меня в члены МОК аж до 2028 года. Ну вот я ему анекдот тогда и рассказал. Про то, как одного 90-летнего старика приговорили к 25 годам тюрьмы. И когда ему дали последнее слово, он встал и сказал: "Спасибо за доверие".

Рассказать друзьям:
Рекомендуем
Комментарии
Комментарии для сайта Cackle
Свежие новости
Обнаружив неточность в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl + Enter. Отправить сообщение об ошибке