"Авторитет в мире у нас сумасшедший"

Президент Федерации тенниса России (ФТР) ШАМИЛЬ ТАРПИЩЕВ в преддверии стартующего в понедельник US Open рассказал в интервью "Ъ" о шансах наших спортсменов на одном из главных турниров мира, о ситуации в российском теннисе и его перспективах.

— Скоро стартует последний в сезоне турнир Большого шлема US Open. На какие результаты могут рассчитывать российские теннисисты?

— В женской части за счет нашей опытной гвардии — Марии Шараповой, Веры Звонаревой, Светланы Кузнецовой — особых проблем быть не должно. Все они, что называется, на ходу. Хотя есть некоторые проблемы с голеностопом у той же Звонаревой. Если бы не это, она бы уже первой ракеткой мира стала. У Кузнецовой все зависит от нее самой. Ее часто лихорадит в психологическом плане. Ну, вот такое свойство психики, у нее подвижная нервная система, и отсюда перепады в игре. Ей надо учиться играть по схеме, вырабатываемой по итогам разбора конкретных матчей и ситуаций, с тем чтобы, когда по ходу встречи начинаются, скажем так, непонятные моменты, был в запасе подготовленный вариант противодействия.

Мария Шарапова в последнее время стабилизировала игру, и ее победа в Цинциннати тому подтверждение. Во многом за счет того, что наладила подачу, от которой ее игра сильно зависит. Нужно, чтобы она попадала 65-70% первым мячом. Ей сравнительно недавно пришлось вносить коррективы в технику подачи, поскольку привычная ей с детства пострадала от травмированного плеча. В целом переход удался, в спокойной ситуации она нормально подает. Проблемы бывают, когда накапливается утомление, в стрессовых ситуациях, под интенсивной нагрузкой. У Шараповой все строится на скоростной игре, на давлении, а так как мяч от нее летит быстро, соперницы зачастую не успевают, начинают играть короче, и Шарапова добивается выигрышной позиции. Когда же она теряет инициативу, начинаются проблемы — в защите она играет хуже.

Ну, вот именно так было в финале Wimbledon против Петры Квитовой. В том матче у Шараповой были и проблемы со скоростью, и со стабильностью подачи. Держала бы она ее, и шансов обыграть Квитову было бы куда больше. Я тут могу вспомнить полуфинал Australian Open 2005, когда Марат Сафин обыграл Роджера Федерера, в то время почти непобедимого. Так вот, для Сафина, с его мощнейшим ударом, шанс заключался в том, чтобы нагнетать скорость полета мяча, невзирая на ошибки. В итоге он задал противнику такой темп, что к середине четвертого сета Федерер начал захлебываться. Интенсивность игры стала неадекватной его возможностям. А если бы Сафин начал осторожничать, то Федерер победил бы за счет того, что он более моторный и ему легче держать скорость и он мог бы создавать Сафину режимы, в которых тот вынужден был бы играть на растяжках. А там у теннисиста ну максимум два варианта для ответа. Когда же вовремя подходишь к мячу, вариантов ответа пять-шесть.

Возвращаясь к женскому теннису, скажу, что сейчас человек восемь-десять играют примерно на одном уровне, ярко выраженного лидера нет. Так что любая перегрузка, с которой кто-то из лидеров столкнется в течение первых трех кругов, потом может проявиться. Но наши теннисистки нацелены на победу на US Open.

— А как же Серена Уильямс, она разве не превосходит остальных?

— Я уже не считаю, что бесспорно сильнейшая. Разве что на траве у нее есть преимущество. За счет мощи в первую очередь. На других покрытиях ее козыри не так действенны.

— А от мужского турнира чего ждать?

— Николай Давыденко неплохо играет, но, к сожалению, только кусками. Просто из-за травм у него подготовительного периода, по сути, и не было. Не позволяют ему его физические кондиции отыграть три-четыре матча нормально. Ему бы набрать игровую практику, но откуда ей взяться, если он сразу же проигрывает. Как следствие, он лишился присущей ему внутренней наглости. Он ведь всегда был уверен в правильности того, что делает на корте. У него есть и другие козыри — быстрота передвижения и быстрота полета мяча. Но если ты не уверен в себе, это не помогает. В силу отсутствия базисной основы подготовки у Давыденко сложности и с выносливостью.

— Но ведь он, напротив, пользовался репутацией семижильного человека...

— Это от его упрямства, неуступчивости такое впечатление складывалось. В отдельном матче Давыденко действительно способен на что угодно. Но я говорю о выносливости на протяжении турнира, способности восстанавливаться после нагрузок.

— Михаил Южный тоже не блещет в последнее время...

— Южный, я считаю, на своем уровне играет. В прошлом году он наелся теннисом, утомился, ушли эмоции, а это процентов двадцать успеха, игра стала восприниматься как работа. Но сейчас реально хочет вернуться в первую десятку.

— Ну а если говорить о реальных претендентах на титул? Сможет кто-нибудь остановить Новака Джоковича? И чего вдруг он в этом году заиграл так, что превратился в непобедимого?

— Да он и раньше лучше всех играл. Это если разбирать игру по эпизодам. Ну, вот такой момент: в мире есть три игрока — Джокович, Энди Маррей и Хуан Мартин дель Потро,— которые рано видят, куда мяч летит. Они начинают двигаться, когда мяч еще не достиг уровня сетки, притом что абсолютное большинство игроков идут на мяч в момент, когда он над сеткой. Соответственно, времени на подготовку ответа у серба всегда больше. Да еще он играет веером в любую точку корта. Психологическая устойчивость у него на высоком уровне, прорех в технике практически нет. Но его проблема была в отсутствии должной выносливости. Еще в детстве у него были проблемы с дыханием, и ему всегда непросто было играть затяжные матчи, тем более в жару. На сегодня этих проблем нет. Хотя сейчас надо подождать и понять, насколько скажется на Джоковича травма, полученная им в Цинциннати.

— Российские игроки, которых вы упомянули, относятся к числу уже состоявшихся теннисистов. Тем же Давыденко и Южному уже под тридцать, не за горами завершение карьеры. Имеется ли в запасе адекватная смена?

— Недавно смотрел резерв ближайший на Challenger, проходившем в Москве. Там выступали Николоз Басилашвили, Виктор Балуда, Александр Румянцев, Михаил Бирюков... Но они, в силу того что в течении последних трех лет мы не можем реализовать свои наработки, все же сверстникам из других стран уступают, и отставание растет. Да, "эпизодами" они играют неплохо. Но в теннисе же не "эпизоды" нужны, а наигранность. Чтобы тебя "мутузили", ты играл через не могу. А если вместо положенной сотни матчей играешь пятнадцать, то, естественно, будешь отставать. В теннисе такие факторы, как устойчивость внимания, психика, формируются годами. У нас нельзя, как в других видах, меньше чем за шесть лет выполнить норму мастера спорта. Теннис для этого слишком сложный вид спорта. А это мало кто понимает. Денег-то в спорте российском много, а должной системы работы нет. Старые методы ушли, новые, хотя они и есть, не внедрены.

— То есть сейчас состояние российского тенниса, если сравнивать с первым десятилетием века, ухудшилось?

— За десять лет с 2001 по 2010 год мы первая нация в мире. Мы выиграли два Кубка Дэвиса и четыре Кубка федерации (осенью можем выиграть еще один). В новом десятилетнем цикле ситуация вырисовывается более сложная. В женском теннисе это будет не так заметно. Может, обилия игроков не будет, но держаться на уровне мы будем — хотя бы потому, что девочек легче тренировать, они быстрее выходят на уровень и затраты на их подготовку ощутимо ниже, чем €200 тыс., которые надо потратить на подготовку юноши.

У ребят долгий процесс формирования. А вот те три года, упущенные, что я упомянул, привели к тому, что мы сами отцепили свою молодежь. Ну нельзя играть в течение года с одними и теми же соперниками, нельзя вариться в собственном соку! А когда нет возможности получить требуемую как по интенсивности, так и по разнообразию игровую практику, что делает молодой человек? Или заканчивает или начинает гулять.

Я вот игровую карьеру закончил в 25 лет. Это 1973 год был. У меня тогда были лучшие результаты, выиграл три турнира сильнейших теннисистов СССР, а выездов на главные турниры за границу не было. И к чему стремиться? Тогда меня, помню, вызвали в Госкомспорт СССР, предложили стать старшим тренером сборной. Я два раза отказывался. На третий раз пришел, говорю, что у меня же за восемь месяцев ни одного поражения, мне надо играть, выезды нужны. Но выездов не было. Так я стал тренером поневоле.

Мы пытаемся компенсировать недостаток игровой практики у молодежи за счет турниров-фьючерсов, но конкуренты, имея больше возможностей играть, отрываются. Теннис ведь вид спорта нестандартный в том, что касается методики. Меня в институте учили, что в году может быть не больше трех пиков формы. А у профессионального теннисиста 18 зачетных турниров. И если готовить теннисиста по нашим традиционным методикам, он должен много работать на тренировках и почти не играть. Естественно, мы теряем поколение, попадаем в яму. Просто бюджета нет на реализацию нужных мероприятий.

— Если уж речь зашла о методике подготовки, есть ли у нас тренеры, способные ее реализовать?

— Молодых тренеров мало, и они не хотят работать за те деньги, что платят в школах. В Москве это до 100 тыс. руб., но чаще куда меньше. Но тренер легко может заработать $10 тыс. в месяц просто подбрасывая мячи бизнесменам. Зачем ему работать в группе с детьми, растить их без гарантий на успех? Тренерская работа — это трудоемкий и часто неблагодарный процесс. Например, ведет тренер ребенка лет до четырнадцати, а потом родители отправляют его в Испанию или другую страну. И ради чего работал тренер?

Если брать возраст 14-16 лет, то мы сильнейшие в мире всю жизнь. А дальше возникают проблемы.

— Ряд специалистов считают, что проблема с молодыми теннисистами вызвана чрезмерной коммерциализацией вашего вида спорта...

— Тут двойственная ситуация. Да, с одной стороны, теннис обладает большим коммерческим потенциалом. По привлекательности для зрителей, рекламодателей, телевидения он на втором месте в мире после футбола. Только следом идут "Формула-1", легкая атлетика и, по-моему, баскетбол. Но с другой — давайте посмотрим на то, какие условия на Западе создаются, какая законодательная база там существует. Вот пусть кто-нибудь объяснит мне, почему ни один вид спорта в России не является хотя бы просто самоокупаемым. Да потому, что нужны все-таки щадящие режимы работы тех же спортивных академий, чтобы они могли отодвинуть на второй план вопрос денег, сконцентрироваться на подготовке молодых спортсменов.

Помню, Хуан Антонио Самаранч пригласил меня посмотреть теннисный центр в Мадриде, который обошелся в сотни миллионов евро. Так вот, там восемь крытых кортов с раздвижной крышей и более двадцати открытых. Под каждым сиденьем кондиционер, река искусственная на территории. И все — на средства муниципалитета и на его же балансе находится. Однако оперативное управление в руках федерации тенниса. А ведь этот центр активно, именно как спортивный объект, эксплуатируется несколько месяцев в году. В остальное время нужды в нем нет: в Испании полно открытых кортов, и там лето десять месяцев.

— И какой смысл в таком центре?

— Смысл как раз в том, чтобы молодые спортсмены имели возможность работать постоянно, не неся чрезмерных расходов. Кроме того, мадридский центр — это же еще и своего рода лаборатория, центр образования. На его базе разрабатываются и внедряются методики, там проходят семинары, ведется контроль процессов.

А у нас, например, непонятно, кто должен взять на баланс Казанскую академию тенниса, платить за ту же "коммуналку", аренду земли и т. д. Туда на нынешних условиях любой вид спорта посади — он разорится. Значит, надо академию ставить на баланс министерства или федеральных или муниципальных структур, должны быть щадящие режимы. А пока комплекс прикрепили к системе приволжских теннисных академий. А мы не можем даже тренеров туда дать. Еще пример: Российский государственный университет физкультуры и спорта (РГУФК) получил теннисные корты за счет федерального бюджета, так они провели тендер на управление ими, и выиграла его коммерческая структура. А где профессиональная, не отягощенная коммерцией работа?

— Есть же Федеральная целевая программа (ФЦП) "Развитие физической культуры и спорта в РФ". Ее реализацию как оцените? Вроде бы в ее рамках открываются и новые теннисные центры, и залы в разных регионах. Вот не так давно вы присутствовали на открытии центра с четырьмя кортами в Тюмени...

— Министерством спорта, действительно, проводится большая работа. С руководителями Минспорта у меня хорошие отношения, с ними легко говорить. Но ведь и министерство не всесильно и работает в условиях, которые не само придумало. Ну, вот по ФЦП предполагается, что строительство спортивных объектов в регионах софинансируется федеральным и региональными бюджетами. А в чьи руки построенные базы попадают? Вроде бы по нашему законодательству федерация отвечает за развитие спорта в стране. Очевидно, у федерации должны быть и средства, но этого же нет.

Хотя, скажем, в США государство вообще на спорт денег не дает. И не надо, поскольку законодательная база позволяет федерациям самим зарабатывать более $1 млрд в год. Бюджет только федерации тенниса США — $225 млн. Им один US Open прибыли по $60 млн ежегодно приносит.

— А бюджет ФТР?

— $6-8 млн. И мы первые в мире. Смешно! А как начинаешь говорить о деньгах, отвечают: зачем вам, у вас и так все нормально.

— Но, с другой стороны, скажем, в США и с деньгами, и с кортами все в порядке. Но после Пита Сампраса и Андре Агасси американская система не дала ни одного великого теннисиста...

— Знаете, кто является редким игроком топ-уровня, подготовленным федерацией тенниса США? Линдси Дэвенпорт. Все остальные выпускники частных академий. И сейчас они, как заточенные на коммерцию, буксуют в том, что касается результата. Рано или поздно он будет. В силу того что в США каждый десятый играет в теннис и общий уровень игры высокий, обязательно структура выдаст самородка. А федерации самой воспитать теннисиста трудно.

Мы же имеем систему, хотя сравнивать российскую спортивную систему с американской все-таки не совсем корректно. Там государство просто создает предпосылки для развития, а дальше — кто умный, тот и добивается успеха. А у нас все зарегулировано, занормировано. А многие нормативы реалиям не отвечают. До смешного доходит. То в нормативе обнаруживается обязательный ежедневный обмер головы спортсмена, однажды кто-то предложил ввести квотирование на получение звания мастера спорта, наконец, на каком-то совещании всерьез прозвучал вопрос: почему нет звания гроссмейстера в академической гребле?

— Вы как-то пытаетесь изменить законодательную базу? Ну, через те же Минспорта, ОКР?

— Я же был министром спорта в 1994-1996 годах. Тогда успел сохранить санатории, то, что еще осталось от туризма, не дал приватизировать. Спорт у меня главным в списке. Хотел добиться того, чтобы он был на, скажем так, самофинансировании. Не успел.

— И что, все?

— Нет, почему. В 2002 году я был главой комиссии по законодательству в совете по спорту при президенте РФ. У меня 11 человек работали над законом о спорте. Мы его проработали, отдали руководителю, он передал в правительство. Там законопроект поправили, вернули в Госкомспорт на подписание. Я его не завизировал, потому что там почти ничего из требуемого не осталось. Текущая версия закона, уже с новыми поправками, конечно, является шагом вперед, но не настолько серьезным, чтобы мы могли отыграть отставание. И это при тех деньгах, что сейчас вливаются в спорт вообще. Да будь у нас должное и правильное финансирование, кто бы нас обыграл?

— А сколько теннису нужно для счастья?

— Зависит от задач. Если просто держаться на плаву, то $10 млн в год. Если развиваться, то $45 млн (это без затрат на строительство). К слову, такими бюджетами обладают федерации тенниса, скажем, Казахстана или Канады. Плюс нужны семь-восемь академий по стране, не отягощенных коммерцией. Вот сейчас мы строим в Москве Национальный теннисный центр. Выходили на Минспорта с предложением учредить частно-государственное партнерство. Но три года уже стоим и ничего не можем делать.

— Сколько стоит этот центр?

— Он не может дешево стоить. Только крытые корты обойдутся в 1,2 млрд руб. Но денег нет. А вообще, есть у меня типовые проекты трехуровневых центров — просто школа, спортивный комплекс и академия. В зависимости от конкретных условий один такой центр обойдется от $12 млн до $24 млн.

— На Олимпиаду-2012 ФТР медальный план получила?

— Говорили о том, что мы должны из Лондона привезти золото, серебро, бронзу. Я план не подписал. Нереально.

— Почему, ведь в Пекине, где российские теннисистки заняли весь подиум, ФТР как раз такой результат и обеспечила...

— В Лондоне турнир пройдет на траве. Где мы должны тренировать команду? В мире всего-то стран пять с травяными кортами. Помимо Великобритании, это США, Австралия, Индия и Зимбабве. А своей базы у нас нет. И как я должен натаскивать ту же пару, как оплачивать сборы? Ведь за все платить надо. Просил увеличить бюджет федерации. Дали $1,2 млн, а я просил $5,25 млн. Есть другие моменты. Ну как мы можем отправить Давыденко или Южного экономклассом? А самому мне, если руководствоваться нормативами, надо жить в палатке, а не в отеле, рядом с теннисистами. Я даже нередко от сборов вообще отказываюсь, потому что Минфин потом просто не примет отчет. Мы квоты свои, бывает, не выбираем. И тоже потому, что две трети расходов приходится нести за свой счет.

— У нас много игроков в последнее время меняют спортивное гражданство. Чуть ли не вся сборная Казахстана из российских теннисистов состоит. ФТР за это что-то получила?

— Да нет, по дружбе рекомендовали. Это наш третий состав, который заканчивал играть. От безденежья. Чтобы продлить им жизнь, мы их командировали в Казахстан. А иначе о них и не услышали бы вообще. С подачи президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в стране теннис развивается бурными темпами. Президент федерации тенниса Казахстана Булат Джамитович Утемиратов много делает для его развития. Мы с казахскими коллегами подписали договор о сотрудничестве, обсудили программу. И теперь они у себя 14 центров строят. Создали условия ребятам. Когда решали, кого из россиян отдать Казахстану, я спросил у своего старшего сына, он у меня 1987 года рождения: "С кем из ребят ты играл?" Он обзвонил их, и вышло, что Андрей Голубев, Михаил Кукушкин, Галина Воскобоева не имеют средств и многие из них подумывают о завершении карьеры. Та же история с Ярославой Шведовой. Она у нас вообще никуда не попадала. А сейчас — народный герой Казахстана.

— А где же тогда второй состав?

— А его мы как раз и упустили от безденежья.

— Play-off Кубка Дэвиса пройдет в Казани. Не боитесь, что вылетим из мировой группы. Тем более без Михаила Южного, который вроде бы попрощался с национальной командой?

— Не прощался он. Что-то на эту тему сказал в прессе. Хотел больше сконцентрироваться на своих турнирах. Но мне он этого не говорил. А на днях он мне сам позвонил и сказал, что если надо, он готов сыграть.

— Какова ситуация с Кубком Кремля. Особенно в свете перестановок в руководстве Москвы.

— С турниром все неплохо. Общие затраты на его проведение — $6,25 млн. Из них призовой фонд — $2,3 млн. К счастью, мэрия Москвы в лице Сергея Собянина подтвердила договоренности по финансированию теннисных проектов в целом. Всего речь идет о 160 млн руб. на текущий в год. Беспокойство вызвала разве что ситуация вокруг Банка Москвы, являвшегося давним партнером Кубка Кремля. Но новый владелец банка — ВТБ — также все договоренности подтвердил. Впрочем, все равно у нас, если брать все теннисное хозяйство, наблюдается дефицит. Примерно $3 млн. Во многом из-за того, что мы в этом году больше матчей на своей площадке играем. Тот же Кубок федерации весь провели дома.

— То есть вообще проблем с Кубком Кремля не возникает?

— Есть сложности. Скажем, как сейчас показывают турнир на "России 2"? Мне пришло письмо, в котором говорится, что покажут только полуфиналы и финалы, потому что рейтинг невысокий. А почему? Вот стоит в программе теннис — кто играет, зритель не знает, включает телевизор, а там иностранцы. Кто это будет смотреть? Или могут ведь прервать матч при счете 4:4 в третьем сете и пустить кино. Или показывают матч в час ночи. Неудивительно, что проблемы с телевизионным рейтингом возникают. А уйти на спутниковый канал я тоже не могу. Потому что в таком случае мы теряем рекламные контракты. Выходит, что во всем мире у тенниса второй после футбола рейтинг, а у нас все как-то по-другому.

— Ну а каковы шансы повысить ранг Кубка Кремля до, скажем, турнира серии Masters?

— У нас авторитет в мире тенниса сумасшедший. Но покупка турнира — это вопрос денег и момента. Masters можно было получить, когда два года назад реформировался календарь. Тогда гамбургский Masters валился, и, будь у нас $32 млн, мы бы его выкупили. Теперь нужно подождать, пока кто-то обанкротится или пройдет новая реформа календаря. Только не нужно это все никому. Вопрос один: кто нам поможет? Еще два-три года нынешнего положения — и только на то, чтобы на ноги встать, потребуется лет семь.