Мария заново учится играть… Первое интервью для российских СМИ дал тренер Марии Шараповой

2 сентября 2009
Пресса
Сегодня матчем с Цветаной Пиронковой из Болгарии стартует на «Ю. Эс. Оупен» экс-первая ракетка мира Мария Шарапова. Накануне эксклюзивное интервью «Советскому спорту» дал ее тренер Майкл Джойс. Это первое интервью Джойса российскому изданию за все годы его сотрудничества с Шараповой.

Все, имеющее отношение к Марии Шараповой, – в ореоле неприступности. Ее отец Юрий с прессой не общается. Говорят, этот запрет даже внесен в контракт Марии с промоутерской фирмой. Дескать, резкий Юрий Викторович порой своим словом имидж дочери искажает. Взять эксклюзивное интервью у самой Маши – задача почти невыполнимая. Общение с медиа расписано по секундам.

Я не удивился, когда на «Ролан Гарросе» – третьем для Марии соревновании после операции – ее тренер сообщил мне, что с журналистами во время турнира не общается.

На Уимблдоне Джойс оставил свой электронный адрес. Попросил прислать вопросы по окончании турнира. Четыре моих письма с мольбами об интервью канули в Лету.

Когда 30 августа я подошел к нему на «Флэшин Медоуз», то в успех уже не верил. Этот «Большой шлем» для Шараповой – как домашний. И внимание к ней и ее команде – колоссальное. После тренировки даже самого Джойса минут пять атаковали любители автографов. Однако, разделавшись с фанами, Майкл неожиданно сменил гнев на милость: продиктовал телефон, по которому пообещал ответить вечером на все вопросы.

«МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ, КОГДА МАША БЫЛА РЕБЕНКОМ»

– Мистер Джойс, в России вы персона малоизвестная. Как и когда вы получили место на тренерском мостике шараповского штаба?
– Я познакомился с Марией, когда ей было восемь-девять лет.

– У вас же в то время еще личная игровая карьера была в разгаре!
– Вот именно. А мой тренер воспитывался в юности с Робертом Лэнсдорпом (многолетний наставник Шараповой, воспитавший еще многих чемпионов, таких как Трейси Остин, Пит Сампрас и т. д. – Прим. ред.). Они были в очень хороших отношениях. Мы часто тренировались с Робертом на соседних кортах. Хорошо помню, как однажды он подозвал меня и сказал: «У меня появилась очень талантливая русская девочка. Не мог бы ты поиграть с ней минут двадцать». Так мы познакомились с Марией. Когда ей было лет 15–16, я закончил выступать. К тому времени мы уже были чудесно знакомы и с ней, и с ее родителями. Иногда свободное время вместе проводили. Роберт и Юрий попросили меня поездить с Марией по турнирам в качестве сопровождающего лица. Кажется, это было в конце 2003 года.

– Вначале вы стали ее спарринг-партнером?
– Я бы не стал так сужать мои функции. Я 12 лет провел в туре, входил в 60 лучших игроков мира (на самом деле, наивысшее достижение Джойса – 64-е место. – Прим. ред.). У меня был накоплен огромный практический опыт в профессиональном теннисе. Его я и пытался передавать Марии. Боллетьери и Лэнсдорп, у которых училась Шарапова, – крутые ребята. Но на одного успешного ученика у них – полтысячи тех, чья карьера умерла, не начавшись. Они, как орлы, кружат над кортами, выцепляя «звездочек». Остальные же их, по сути, не слишком заботят. Эти тренеры хороши на этапе, когда ребенку надо поставить технику. Но работа профи – совсем другая история. Я считаю, что самая большая доля в успехе Марии принадлежит ее отцу. Именно он довел ее до уровня, который позволил выиграть в 17 лет Уимблдон.

– Какое влияние он сейчас оказывает на ваш тренировочный процесс?
– Мы часто видимся. Во время домашних тренировок — постоянно. Я разговариваю с Юрием почти каждый день. Он замечательно разбирается в мире тенниса. А игру своей дочери знает, наверное, лучше ее самой. Однако когда имеешь дело с девушкой 22 лет... Короче, есть вещи, которые Юрий может сказать Марии, но она не возьмет их в толк. Но, когда то же самое звучит из моих уст, это воспринимается ею совсем иначе. В общем, вечная проблема отцов и детей.

– Поэтому его сейчас нет с вами в Нью-Йорке?
– Сейчас он в Лос-Анджелесе. С некоторых пор Юрий вообще практически не ездит с дочерью по турнирам. Это было их совместное решение. Мария хочет быть более независимой. Да и ему пора заняться своими делами: он же обожает путешествовать, кататься на горных лыжах. Своим увлечениям он посвящает много времени. Хотя вот в Лос-Анджелесе на турнире он был все время с нами: и на тренировках, и на играх. Главное, что результаты Марии сейчас не зависят от присутствия отца.

«ВЕРНЫЙ ДИАГНОЗ МАРИИ ПОСТАВИЛИ В НЬЮ-ЙОРКЕ»

– Вы закончили карьеру в 30 лет. Могли еще поиграть?
– Пожалуй, нет. Во-первых, начиная с 26-летнего возраста, меня сильно беспокоила травма запястья левой руки. Целый год не мог нормально играть бэкхэнд. А когда мне было 29, моей маме поставили страшный диагноз – рак (она умерла в 2006-м. – Прим. ред.). Я должен был сосредоточиться на ее здоровье. Когда маме стало чуть полегче, я стал ездить понемногу с Марией. Думал, это продлится несколько месяцев, но наше сотрудничество затянулось на пять лет.

– Когда вы поняли, что с плечом Марии что-то не так?
– О, это долгая история. Она началась еще четыре года назад. У Марии заболела мышца во время проигранного полуфинала Итогового чемпионата с Моресмо. Врачи сказали, что это проблемы роста. Что Мария стала выше, а плечо не готово к новым рычаговым нагрузкам. И что надо его закачивать. Болевые ощущения ушли. Как оказалось, только на время. Через год в четвертьфинале «Ю. Эс. Оупен» Мария играла с Головин. Соперница была на подаче, Шарапова дернулась и впервые почувствовала ту самую боль, которая ее еще очень долго не отпускала. Но она доиграла матч и выиграла чемпионат.

С тех пор неприятные ощущения в плече то и дело преследовали Марию. Не слишком сильные, но чувствительные.

– Точный диагноз был поставлен?
– После сезона врачи опять посоветовали некий комплекс процедур. Но уже на «Австралиан Оупен»-2007 плечо беспокоило ее на протяжении всего турнира. Но она дошла до финала. Потом мы отправились в Токио. Может, это было зря – непрекращающаяся боль уже привела к появлению большого количества двойных ошибок. И мы снова пошли по врачам. И те снова сказали, что ничего страшного не происходит. Но боль была с нами весь сезон и возникала только при подаче. Мы попытались модифицировать движение, сделать замах более коротким. Но боль не покидала Марию.

– И результаты поползли вниз.
– Мы проиграли Радванске в третьем круге «Ю. Эс. Оупен», уступили Азаренке во втором круге в Москве. Боль не утихала, и мы поехали не к американским – к канадским врачам. Те сделали в плечо Марии укол. Я дал ей две недели отдыха, после чего она дошла до финала Итогового чемпионата, где проиграла...

– …Жюстин Энин. Потрясающий матч, один из самых сильных с точки зрения уровня игры.
– Да, это была очень сильная игра. Но потом, в начале 2008-го на «Австралиан Оупен» был еще один матч – Мария переиграла Жюстин 6:4, 6:0 и выиграла турнир! Затем последовал победный вояж на Кубок Федерации в Израиль, выигрыш в Дохе.

Все вроде шло нормально до матча 1/8 финала в Индиан-Уэлсе с Аленой Бондаренко. Опять та же история: резко потянулась к мячу и боль вернулась. Опять пошли эти безумные двойные ошибки, которые закончились во втором круге прошлогоднего Уимблдона поражением от Кудрявцевой. С турнира в Монреале пришлось сниматься.

– Получается, и у таких великих спортсменов возникают проблемы с докторами?
– Не столько с докторами, сколько с их диагнозами. Но я, наконец, нашел правильного доктора, медицинское светило с мировым именем из Нью-Йорка. Он осмотрел плечо и заявил, что нужна операция. Восстановление могло занять не менее года. Мы были в шоке!

«ИНОГДА ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ ГРУБЫМ»

– Мария рассказывала мне, что вы после травмы ездили с ней по клиникам, мотались на все процедуры в разные концы света. Зачем нянчиться с теннисисткой из середины второй сотни с призрачными шансами на возвращение к вершине?
– А как иначе? Мы пережили с Марией восхитительные победные времена. Неужели я должен был бросить ее при первых же трудностях? Наши отношения больше, чем просто тренера и воспитанницы. Мы друзья.

– Главная цель на первых тренировках после операции?
– Для начала – набрать физические кондиции. Затем – модифицировать подачу.

– Да уж – манеру подачи Мария предъявила теннисному миру совершенно новую.
– Общеизвестно, что подача была ее главным оружием. У нее был свободный, длинный растянутый замах. Расстаться с ним – словно потерять часть себя, обрести вторую натуру. В каком-то смысле Марии пришлось заново научиться играть в теннис. Но мы вынуждены были пойти на это, чтобы избежать рецидивов. Врачи сказали, что при прежнем движении шансы на возвращение проблемы – 50 на 50. Это был слишком большой риск после всего пережитого.

Мария потеряла свой главный козырь навсегда?
– Рано об этом говорить. Будем надеяться, что нет. Будущий сезон может дать ответ на этот вопрос. Будем смотреть, как поведет себя плечо. Но я бы оставался в этом вопросе оптимистом. То, как Мария восстанавливается, то, какими темпами она возвращается в элиту, заставляет верить в самое светлое будущее.

– Первая попытка возвращения Марией была предпринята еще в марте, в Индиан-Уэлсе, в... парном турнире! Это была ваша идея – поставить ее в пару с Весниной?
– Да. Надо было выяснить, как плечо переносит игровые нагрузки. Поскольку в паре они раз в десять меньше, чем в одиночке, я и решил начать с дуэта.

– И что получилось?
– Плечо сразу заболело. Пришлось снова закрыться в тренажерном зале.

– Но в мае на «Ролан Гарросе» Мария уже играла вовсю!
– Это так. Начать возвращение в тур с грунта – тоже часть нашей стратегии. Многие нас критиковали, но я рассудил, что грунт – покрытие, где стоимость подачи нивелируется. И нам с нашей нынешней подачей должно быть легче. Один турнир мы сыграли до Открытого чемпионата Франции – в Варшаве, чтобы не попасть уж совсем с корабля на бал. Еще считал важным, что Мария в Париже звезд с неба не хватала. И ее раннее поражение, если что, не будет сильным психологическим ударом для нее. Да и пресса не осмелится ее жестко критиковать. В итоге в Европе она получила ту уверенность, которая позволяет ей сейчас успешно проводить американскую серию турниров. Да, она устала, сыграв шесть матчей за семь дней, но дошла до финала в Торонто!

– Я видел прямую трансляцию этого матча с Дементьевой по телевидению в Москве. Не жестковато ли вы с Машей разговаривали, когда она позвала вас на корт за подсказкой?
– О, вы слышали мою темпераментную речь? Черт, всегда забываю про эти микрофоны на скамейках запасных...

– Неужели такой «наезд» – то, что нужно нашей Маше в решающие моменты игры?
– Иногда. В зависимости от обстоятельств. Понятное дело, что я и до финала знал, что Мария уже как выжатый лимон. И что шанс на победу – призрачный. Но, когда она вслух сказала мне, что очень устала, я взбесился. «Если уж ты вышла играть, – сказал я ей тогда, – то играй, борись, отдай все силы! Не надо оповещать весь стадион и свою соперницу о своем состоянии. А если начинаешь искать себе оправдание, то лучше возьми микрофон и скажи, что устала и не можешь продолжать борьбу. Так будет честнее». И если вы помните игру Марии после этого внушения, то согласитесь, что оно сработало. Шарапова отдала себя той игре до конца, без остатка. Иногда необходимо впрыснуть в кровь игроку дополнительный адреналин, пускай и таким грубым способом.

«НУ КАКОЙ САФИНА ТАЛАНТ?»

– Как вы оцениваете нынешнюю форму Шараповой?
– Как изумительную. Большинство после таких травм в челенджерах годами кувыркаются, а она уже в финале Торонто играет!

– Каковы ваши прогнозы на выступление других россиянок в Нью-Йорке?
– Радужные. Русские – такие работоспособные! Чаще всего они достигают успеха не столько за счет таланта, сколько за счет желания. Ну вот какой Сафина талант? Не большой. Но как вдохновенно она пашет! Дементьева в прекрасной форме. Кузнецова на многое способна, считаю. В третьем круге вновь возможна встреча Марии с Дементьевой. Победитель такого матча способен дойти до финала. Надеюсь, им будет Мария. Но вообще в финале этого чемпионата обязана быть ваша соотечественница.

– Вы прекрасно знаете характер американцев и при этом близко общаетесь с Марией. Она по ментальности больше американка, нежели русская?
– Она на сто процентов русская! Ее мама всегда готовит дома только русскую еду. Когда к ней в гости приезжают бабушка с дедушкой и вся семья собирается за ужином, я особенно отчетливо понимаю, насколько все они любят Россию. Однажды мы приехали в Финикс. Какая-то девушка в офисе, где мы были по делам, сказала Марии, что в городе есть русский магазин. И что дальше? Пришлось пилить в самый дальний конец города, чтобы добраться до этого магазина и скупить там все, что только было. Такой счастливой, как в этой лавке, я ее давно не видел.

– Гламурная жизнь так и бурлит вокруг Шараповой все время. Все эти бесконечные новые платья, серьги от «Тиффани»... Не мешает это хозяйство тренировкам?
– День, когда все перечисленное станет значить для Марии больше, чем теннис, станет ее последним днем в спорте. Но пока спорт для нее на первом месте. Иначе зачем состоявшейся спортсменке, миллионеру, который уже может зарабатывать большие деньги без ракетки, вдруг затевать такой сложный поход обратно, к теннисным вершинам? Через боль, через лишения... Вы бы видели, что с ней было, когда она выиграла первый матч после возвращения в Варшаве! Такой радостной она не была даже тогда, когда побеждала на «Больших шлемах»!

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Майкл ДЖОЙС

Родился 1 февраля 1973 года в Санта-Монике (штат Калифорния, США).

Правша. В «Про Туре» провел 12 лет: с 1991 по 2003 год. Тренировался у Тони Грэхэма.

Доходил до 1/8 финала Уимблдона (1995). Всего 46 матчей выиграл и 67 проиграл. Наивысшее место в рейтинге – 64-е (8 апреля 1996-го).

‑Призовые за карьеру – $756 999 (учтены заработки и в одиночных, и в парных турнирах).
Рассказать друзьям:
Рекомендуем
Комментарии
Комментарии для сайта Cackle
Свежие новости
Обнаружив неточность в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl + Enter. Отправить сообщение об ошибке